"Вынужденный стриптиз" сэра Морро несколько смутил Стеллу, заставив почувствовать некоторую неловкость.
Она осторожно поправила повязку, хотя не очень представляла, как с оной нужно обращаться.
Затем устроилась на диванчике напротив.
- Забавно.. почему-то мне кажется, - неуверенно проговорила Стелла, - что мужчины выдумали эту поговорку в большей степени для того, чтобы оправдать риск, связанный с приобретением этих самых шрамов. Хотя.. в наше неспокойное время всё труднее избежать даже непреднамеренного риска. Собственно, то, что сегодня и произошло... Всё случилось так быстро... Удивляюсь, как же нам и в самом деле повезло. А ведь всё могло обернуться совсем иначе...

- Да, мисс Россо, если бы вы не кинули сумочкой в того типа на козлах, я бы сейчас пел в церковном хоре, - Чарльз улыбнулся. - Перед престолом Господнем, разумеется. Певец из меня некудышний, но это лучше чем орать от того что тебе поджаривают пятки. У моего отца была библия с картинками, и я всегда недоумевал, почему люди на них покорно страдают. В этом есть что то неестественное.
Он натянул на тело сорочку с кружевным воротом, бабочку он положил на стол ибо для того что бы её завязывать нужно было две руки. Вместо этого он надел на шею тесемку, оба конца которой были продеты в дырочки деревянной брошки с выжженым на ней изображением розы. Вещица явно была кустарного производства и родом из Америки.
Следует так же отметить что не смотря на то что Чарльз вел себя как джентельмен, куртуазности (в частности отношения к женщине как к чему то возвышенному) и галантности (а именно, служения женщине и исполнение её капризов) в его поведении не было. Он был по английски вежлив, обладал искромётным юмором, и относился к Стелле как если бы она была мужчиной. Само собой, только через много лет общество поймет что женщина - она как мужчина, только женщина; однако Чарльз, повидавший в жизни многое, толерантно относился к этому факту в отличии от недалеких современников, приходящих в ужас при мысли что женщину можно использовать не только как любовницу и средство продолжения рода, для выгодных замужеств или в качестве низкооплачиваемой рабочей силы, и уж тем более что женщина может владеть оружием и быть наравне с мужчиной во многом. Может быть он так и не думал. Но, виду не показывал.

- Не знаю, - она неопределённо пожала плечами. - Мне всегда казалось, что в этом есть свой резон.
Несмотря на то, что Стелла была весьма свободолюбива и достаточно независима от каких-то общественных устоев, стремящихся заключить массы в определённые рамки (и чем более жёсткими были эти рамки, тем сильней Стелле хотелось противостоять им), но всё-таки она выросла в католической семье и старалась придерживаться религиозных доктрин.
- О, единственное на что я рассчитывала тогда.. (помимо провидения, конечно), - уточнила Стелла, - это на то, что вы успеете выстрелить! Хотя не уверена, думала ли я о чём-то в тот момент... - улыбнулась она.
Мельком взглянув на деревянную брошь, Стелла всё же не стала интересоваться её происхождением. Она не любила озадачивать окружающих вопросами личного плана (или теми, которые неожиданно могли таковыми оказаться), чего справедливо ожидала в свою очередь и по отношению к себе. Хотя, в сущности, в её жизни не было ничего столь особенного, что можно было бы от кого-то скрывать.

Через пять часов, поезд прибыл на центральный вокзал Ливерпуля. Уже вечерело, когда Стелла и Чарльз вышли на пристань. Среди большого количества парусных кораблей, изящных шхун, приземистых барков и бригантин виднелись пароходы, но все они блекли на фоне исполина, стоявшего на рейде - "Грейт Истерн" был самым огромным кораблём, раз в пять больше любого другого корабля, и даже расстояние не портило впечатление. Его корпус был черным, а на палубе виднелись золотые искры надраеных до блеска бронзовых поручней, четыре трубы лениво курились дымом, а от берега к кораблю и назад неприрывно курсировал паровой катер, чадя дымом. Второй катер стоял у причала, облокотившись на поручни, на катере стоял человек в фуражке с золотым кантом и дымил сигарой. На носу катера была надпись "Грейт Истерн", что было весьма характерно - дело в том что на шлюпках всегда писали название корабля, равно как на спасательных кругах и некоторых деталях обшивки - что бы в случае катастрофы можно было по выловленым деталям опознать потерпевший крушение корабль и вычеркнуть его к чертям из реестра.

...Когда Стелла очутилась на пристани, её взгляд приковал двухсотсемиметровый исполин, возвышающийся над всеми другими кораблями, словно мифический дракон. У Стеллы даже захватило дыхание. Она с каким-то душевным трепетом взирала на "Великий Восток", не в силах оторвать от него свой взгляд. Вечерние сумерки, сгустившиеся над пристанью, утопающие в тумане мачты гигантского корабля ещё больше создавали ощущение нереальности происходящего. И только лёгкий бриз, настойчиво теребящий её выглядывающие из-под шляпки локоны, возвращал Стелле чувство реальности, заставляя поверить в то, что представшая её взору картина настоящая...

"Вот откуда в нас живёт это желание называть всё настоящее картинкой?.. - вдруг подумалось девушке. - А на картину говорить "как настоящая"... Разве может красота живого сравниться с какими-то "репродукциями" жизни, именуемыми мировыми шедеврами?.. Разве хоть один художник смог бы передать то ощущение, которое возникает, глядя на подобное чудо!?."

Стелла, чуть придерживая свою шляпку, чтобы её не унесло в воду, медленно шла в направлении стоящего у причала катера с надписью "Грейт Истерн". Тугие волны, бьющие о край причала долетали до девушки мелкими прохладными брызгами, напоминая какие-то почти забытые с детства ощущения первобытной радости и дикого восторга, вселяя в её душе уверенность в то, что нет ничего прекраснее водной стихии. С самых ранних лет Стелла была влюблена в море. Она могла долгими часами бродить по побережью или плескаться в воде, любуясь искрящимися на солнце брызгами, бликами... Она разговаривала с ними, смеялась, а они смеялись в ответ, искрясь, разлетаясь в разные стороны, чтобы вновь слиться в единое...

- Добрый вечер, сэр. Я Чарльз Морро, эсквайр, это мисс Стелла Россо, и мы по поручению сэра Франклина Мортимера. Вы капитан этого прекрасного корабля? - спросил Чарльз. Человек в фуражке выпрямился и достал изо рта сигару:
- Да, сэр, я капитан. Капитан Самюэль Мэрдок*, - сказал он густым прокуреным голосом. - К вашим услугам, господа. Я получил телеграмму из Лондона, извещающую о вашем прибытии.
- Вы тоже шотландец, сэр?
- Да, мистер Морро, самый настоящий. Как и вы, надо полагать? - капитан снова сунул сигару в зубы.
- Знамо, дольче мне не былось бродить понад вересковыми кущами, их мне в мену прерия была...
- Да шэр, это фошменное шкотство**, - ухмыльнулся капитан, жуя сигару. - да ждравштвует Шкотландия... тьфу... Добро пожаловать на борт.
Сигара полетела за борт, сплюнутая мистером Мэрдоком, и он пожал руку Чарльзу. Обратив внимание на повязку, он приподнял густую бровь, но виду не показывал. Мистер Мердок носил густые усы, слегка опаленые сигарой, у него были проницательные глаза, волевой подбродок и загрубевшая от морской соли кожа.

Стелла поприветствовала капитана кивком головы, когда сэр Морро назвал её имя. Несомненно, тот производил впечатление настоящего морского волка. Однако, когда шотландцы, случайно нашедшие друг друга, стали обмениваться любезностями, понятными только им двоим, Стелла заскучала. Похоже, им было о чём побеседовать, ей же не терпелось поскорей оказаться на борту этой громадины, именуемой "Великим Востоком".
...Стелле, конечно же, многое хотелось узнать.. и о корабле и о том, сколь продолжительно будет плавание, но она отчего-то робела перед этим видавшим виды человеком и не хотела начинать разговор. Она решила, что всё то, что ей так интересно, откроется в самом ближайшем времени и без того.

- Боб, отдавай швартовы, - бросил капитан чумазому матросу, прохлаждавшемуся на носу. - Второй, поднимай давление, поплыли.
- Второй? - спросил Чарльз. Из кочегарки катера донесся звук скрежета лопатой по углю и гул огня в топке. Из трубы повалил густой черный дым, до этого он был слабым и серым...
- Ну да, их обоих зовут "Боб", - пожал плечами капитан. Катер слегка покачивался на волнах, матрос отшвартовался - развязал канаты, привязывающие катер к здоровенным чугунным столбам на пирсе и перебросив их на борт, прыгнул следом. Следом раздалось глухое "чух-чух" из машинного отделения, зашипел пар и катер, дав сильный крен, начал лихо разворачиваться носом к здоровенному кораблю на рейде.
- Мы не опрокинемся? - спросил Чарльз, взявшись за поручень.
- Нет, сэр, у катера мощный мотор, поэтому при резком повороте струя от винта бьет вниз, поднимая один борт.
Капитан стоял на ногах ни за что не держась, словно врос в палубу. Матросы скрылись в машинном отделении и заработали лопатами.

Взойдя на палубу катера, Стелла поймала себя на мысли, что (несмотря на её неизменную любовь к морской стихии) всякий раз, покидая твёрдую землю, у неё возникает странное ощущение незащищённости перед чем-то большим. И совсем не важно, ступаешь ли на палубу корабля или небольшой лодочки - ты в равной степени отдаёшь себя во власть иной стихии, не доступной в полной мере человеческому пониманию... И к этому, наверное, невозможно привыкнуть. Однако, глядя на капитана, так уверенно стоявшего на палубе, она подумала, что, видимо, есть люди, которые рождены именно для этой.. иной стихии... и нашедшие себя, возможно, именно в ней.
...По мере того, как они приближались к кораблю, у Стеллы возникло ощущение, что это не катер движется к исполину, а тот гигантской и неприступной стеной надвигается на них...
Она смотрела на растущую громадину, чуть придерживаясь за поручень. Девушке до сих пор не верилось, что с минуты на минуту она взойдёт на палубу "Великого Востока". В её душе поднялась новая волна ликования и та безудержная жажда приключений, которую Стелла так любила в себе ощущать...

Мерно пыхтел паровой двигатель катера, выбрасывая в небо черные клубы дыма. У самой трубы они освещались красноватым отблеском огня в топке, к дыму примешивались белые струйки пара. Черное, красное, белое - на фоне темно-серого неба, светлеющего к горизонту до синего. Вдали зажигались звезды, когда катер пристал к высокому борту гигантского парохода, прямо за гребным колесом. Трубы парохода лениво курились дымком.
Загрохотала лебёдка, и катер поднялся до палубы, матросы спустили трап, по которому Стелла и Чарльз в обществе капитана Мердока поднялись на борт корабля, залитый светом электрических ламп, в нём золотом сияли начищенные до блеска поручни и пуговицы на одежде моряков.
Что бы не тратить зря время, капитан лично показал Чарльзу и Стелле их каюты - первого класса, с белоснежными стенами, вычурными рамками зеркал, сверкающими бронзой дверными ручками, обставленные прекрасной викторианской мебелью. В каютах были свежие цветы, чистое и благоухающее постельное бельё, а так же роскошные ванные комнаты - словно на борту корабля случайно оказалась королевская резиденция.
И единственный звук который сопровождал Стеллу во время похода по ступеням лестницы красного дерева, по белым коридорам мимо ряда дверей кают под светом забраных в решетчатые плафоны ламп, это звук двигателя. Словно внутри корабля медленно билось исполинское сердце, гоняя по жилам воду, пар и электричество. Корабль жил, сквозь открытые иллюминаторы, в которые несло свежестью моря доносились голоса матросов, что то грохотало и лязгало, по металлу палубы дробно проносились шаги. Стелла устала и легла спать едва добравшись до кровати - сегодня на её долю выпало немало приключений. Она прибыла в Лондон без гроша, согласилась на достаточно авантюрную работёнку, побывала в перестрелке, посидела в зале ожидания вокзала, прокатилась на экспрессе до Ливерпуля и наконец, наслушавшись баек Чарльза, оказалась на борту чуда света - самого большого в мире корабля.
Она спала, и ей снились не пастельные тона Италии, не грубовато звучащий голос Германии, не мрачный смог Лондона - а море. Залитое светом солнца, сверкающее словно колышащаяся на ветру ткань, сотканная из малахита, изумрудов и топазов. Рассекаемое прямым черным носом корабля. Оставляющиего за кормой белые пенные бурны.

Утро встретило её косыми лучами солнца. Её каюта была по левому борту на носу корабля, а значит корабль держал путь на юг, по Атлантике. Слышался глухой гул паровых машин где то на корме, шум не отвлекал и от него не болела голова. Он словно давал знать что корабль движется - потому что движение не чувствовалось. Ей доводилось плыть на бригантине, и на пакетботе, и всякий раз казалось что палуба уходит из под ног, так сильно раскачивали волны эти утлые судёнышки, считающиеся впрочем достаточно большими. Но "Грейт Истерн" был куда больше, и казалось что силы волн не хватает что бы его раскачать, он словно скользил над водной гладью. Стелла слышала шум волн, и видела вокруг непривычную роскошь - её спальня вмещала в себя кровать под легкой дымкой занавесок, туалетный столик и пару шкафов для одежды, дверь из спальни вела в гостинную, откуда было три двери - во вторую спальню, неиспользовавшуюся, в ванную комнату и в коридор, ведущий вдоль борта и с одной стороны оканчивающийся поворотом и лестницей на палубу, а с другой стороны выходящий к кают-компании.

Стелла проснулась с улыбкой на устах. Она радовалась, как ребёнок, не слишком вдаваясь в размышления, отчего на её душе так легко и солнечно.
Сладко потянувшись, Стелла выпорхнула из-под одеяла, но тут же вернулась обратно и, забравшись на постель с ногами, от избытка чувств прыгала чуть ли не до потолка (благо высота каюты позволяла). Соскочив с кровати, она босиком отправилась в гостиную. Изучая свои апартаменты, Стелла заглянула в пустующую спальню напротив и в каждое окошечко, ловя взглядом кусочки огромного золотистого (в свете ярких утренних лучей солнца) моря, и затем направилась в ванную комнату, чтобы окончательно развеять остатки сна.
Ей казалось, что она очутилась в каком-то волшебном мире, которого нет ни на одной карте.. - мире, который, словно потайной островок затерялся между небом, водой и далёкими землями, оставшимися где-то в прошлых жизнях...

Искупавшись и облачившись в своё новое платье, Стелла ловко соорудила на голове высокую причёску - слегка влажные волосы послушными прядями ложились гладко и ровно. Внимательно оценив результат, глядя на своё отражение в очерченной вычурной рамой зеркале и оставшись довольна тем, что под всевозможными ракурсами (какие только была способна изобразить её пластичная точёная фигурка) предстало взору; Стелла наконец двинулась к двери, ведущей из каюты. Выйдя в коридор, она осмотрелась по сторонам, ориентируясь и вспоминая, какой дорогой их вёл капитан.
Поднявшись по лестнице на палубу, Стелла глубоко вдохнула пьянящий морской воздух, окидывая взглядом необъятный простор, открывшийся её широко распахнутым глазам.

На носу корабля был оборудован наблюдательный пункт, в котором сидел матрос и курил трубку, глядя вперёд. Ему пейзаж не казался вдохновляющим - погода была хорошая, солнечная, море было спокойным. На все четыре стороны не было видно ничего кроме моря, а на небе соответственно не было ни облачка. За исключением шума машин, выбрасывающих через пять труб клубы черного дыма в безоблачное небо, было тихо.
Где то ударил несколько раз колокол - на кораблях всегда бьют в колокол каждые пол часа, это называется "бить склянки". Этот обычай восходил к тем временам, когда на флоте использовались песочные часы, песок пересыпался за пол часа, и в конце матрос, стоящий на вахте, переворачивал часы и бил в колокол*.

Стелла даже обрадовалась, когда увидела, что на палубе никого нет (за исключением матроса, который, впрочем, ей совсем не мешал). Необъятный простор завораживал, рождая в душе девушки какую-то лёгкость и всеохватывающую безмятежность.
"Море и небо – вот всё, что нужно, чтобы почувствовать себя счастливой!.." – подумалось Стелле.
Прикрыв глаза, она чуть запрокинула голову назад, открыв лицо и шею прикосновению горячих июльских лучей, которые, в сочетании с морской прохладой, казались много мягче и деликатней.
Затем она развернулась и, медленно прогуливаясь вдоль борта, направилась в другой конец корабля.

Палуба казалась ей непривычно широкой и очень длинной. Вдоль поручней на равном расстоянии друг от друга висели спасательные круги и мотки верёвки. Надстроек на палубе почти не было, даже на корме - а ведь на парусниках корма была так изящно приподнята, и там стоял рулевой, вращающий штурвал, держа корабль на курсе. Здесь же надстроек не было никаких вообще. Стелла прошла мимо четырёх больших шлюпок, висевших на шлюпобалках вдоль борта, миновала одну дымовую трубу, вторую - по бокам вспучились горбы кожухов гребных колёс, судя по всему они сейчас были неподвижны, две передние трубы не курились дымом в отличии от трёх задних. Здесь же было небольшое возвышение с лестницей, ведущей вниз. У лестницы стоял матрос со скучающим видом и глядел куда то вверх. Прямо над Стеллой, на мачте в люльке сидел другой матрос с биноклем, и обшаривал горизонт. Где то на корме пыхтела паровая машина - "чух-чух-чух-чух", поскрипывала оснастка - при запущеной паровой машине паруса не поднимались ибо жар от труб мог их воспламенить.

Продвигаясь в другой конец корабля, Стелла была поражена тем, как велик был этот гигант, однако сейчас её занимали вовсе не его размеры и даже не тот невероятно удивительный механизм, который приводил в движение "Великий Восток" (хотя ей всегда было интересно, за счёт чего это происходит).
В данный момент в её голове блуждали совсем иные мысли. Стелла была исполнена ощущением, будто она выпала из привычного ей мира, где все куда-то спешили, бежали, что-то решали, занимались крайне нужными, но, по сути, совершенно бесполезными вещами. Вся эта безумная круговерть, обрушившаяся на девушку с её отъездом из Сицилии, словно бы отступила сейчас, в это мгновение, когда огромный корабль спокойно и величественно рассекал бескрайние морские просторы, покоряя милю за милей. Несмотря на то, что скорость корабля была, по всей видимости, немалой, у Стеллы складывалось ощущение, что время вокруг остановилось, застыв лишь для того, чтобы она смогла в полной мере вдохнуть запах свободы, не ограниченной какими бы то ни было условностями и ограничениями.
Девушка подумала, что ей, наверное, даже хотелось бы, чтобы плавание длилось как можно дольше и чтобы место прибытия корабля располагалось как можно дальше. Улыбнувшись этой своей мысли, Стелла повернула к лестнице, ведущей вниз, однако она всё ещё не спешила покидать палубу, наслаждаясь видом, ветром, солнцем и ясным небом над головой.

- Простите, в машинное отделение нельзя, - сказал матрос, заметив движение Стеллы. - Без сопровождения офицеров корабля, машинное отделение и кормовые отсеки для посещения закрыты. Сожалею.

Стелла улыбнулась, пожав плечами, и направилась дальше..
Она провела рукой по блестящим поручням.. и вскинула голову, глядя на голые без парусов мачты.
У неё вдруг возникло острое желание взобраться на одну из них, как можно выше.. Но, кинув взгляд на матроса, Стелла подумала, что это как минимум было бы странно, ну а как максимум..: "без разрешения капитана корабля мачты для взбирания наверх закрыты".

Естественно в пышных юбках лазить по мачтам так же было бы проблематично.
Матрос проследил за ней взглядом, с некоторой долей восхищения. Потом перевел взгляд на другой борт.

Неспешно пройдясь обратно к входу, ведущему в каюты, Стелла задержалась ещё на несколько мгновений, чтобы продлить в себе это волнительное ощущение, рождаемое красотой чистого пространства.
Весело щурясь утреннему солнцу, она ещё раз окинула взглядом играющее под небом иссиня тёмное с золотистыми лепестками бликов море и спустилась вниз.

"Интересно, - подумала Стелла, - который сейчас час.. И встал ли уже сэр Морро… А если и так, то где его искать."

Также она осознала, что чувствует лёгкий голод, и была бы очень даже не прочь перекусить.

Внизу всё было как и раньше - те же белые стены, тот же пол коридора, устеленый ковровой дорожкой, те же лампы в решетчатых плафонах и двери кают. Стелла дошла до своей каюты.