Лукавая улыбка Чарльза позабавила Стеллу. Отчего-то ей вовсе не верилось в то, что этот молодой человек не способен на бесшабашные поступки, несмотря на его уверения в обратном. Хотя при этом он казался весьма благоразумным, что не могло не радовать Стеллу в свете предстоящего совместного путешествия.
Прозвучавший гудок отбывающего поезда повис в зале ожидания продолжительным отзвуком. Обернувшись на мгновение в сторону платформы, Стелла вновь вернулась к разговору с Чарльзом. Она поймала себя на мысли, что и речь собеседника, и его жестикуляция, а в особенности та живость и одновременная размеренность повествования, сдобренные хорошей толикой здорового юмора, неизменно сопровождающие его рассказы, как нельзя более расположили её к собеседнику.
- Чуток серьёзнее.. - мягкая улыбка проскользнула в её взгляде.
- О, время так быстротечно.. - задумчиво проронила Стелла после непродолжительной паузы. - Ведь мы не успеем и оглянуться, как однажды окажемся в кресле, подобно сэру Мортимеру.. без возможности творить всякие угодные душе глупости. Не знаю, - смеясь продолжила она, - пока я не могу позволить себе такую роскошь, как серьёзность. Ведь время столь стремительно, а жизнь так удивительна и непредсказуема в своих проявлениях!.. И всё хорошее.. (эй, хорошее!) - весело воскликнула Стелла, обращаясь к абстрактному "хорошему", - я уверена, ещё только ждёт меня впереди.

- Разумеется. Когда мы прибудем на корабль, я думаю там найдется много оружия что бы ты могла попрактиковаться. Кстати об оружии...
Чарльз вновь оживился и рассказал Стелле об одном своём знакомом из Америки, которого звали Док Холидэй, и по уверению Чарльза, это был самый ловкий ганфайтер из всех кого он видел. Рассказ начался с того что Чарольз прибыл в один из американских городков на среднем западе, где орудовала банда, грабившая поезда и банки, а док Холидэй - бледный чахоточный тип - сидел в салуне и играл в карты, всякий раз умудряясь выигрывать, и непристанно тонко издеваясь над озлобленными оппонентами. А когда один из них полез за револьвером, док отстрелил ему портупею и шляпу так быстро что тот и глазом моргнуть не успел. Восхищенный этим Чарльз угостил его виски, к которому ганфайтер питал слабость, и перекинулся в карты (естественно проиграл). Попутно выяснилось что Холидэй наизусть цитирует Шекспира, и умеет прекрасно играть на пианино Шопена - это поразило Чарльза, который считал что американцы тупые и ограниченные мужланы, знающие только как стрелять друг в друга. Но настоящие неприятности начались после того как Чарльз взялся отвести дока в гостиницу, где тот остановился - на улице их уже поджидали трое бандитов с недвусмысленным желанием накормить кого нибудь свинцом. Не смотря на то что Холидэй был пьян в стельку, он уложил двоих бандитов раньше чем те коснулись пушек - как оказалось, те смотрели на правую руку дока, зависшую над рукояткой револьвера в кобуре, а он выстрелил левой - достав второй револьвер из за спины. После этого последний бандит получил пулю в лоб раньше чем Чарльз понял что произошло - док не стал доставать второй револьвер. Перестреляв всех, на замечание Чарльза что дока могли убить, тот спрятал револьвер и с улыбкой продекламировал Шекспира:
"Ты будешь жить на свете десять раз,
Десятикратно в детях повторенный,
И вправе будешь в свой последний час
Торжествовать над смертью покоренной."
... и добавил лишь что от того что он живет последний раз на свете, последние две строчки особенно актуальны. Чарльз видел что чахотка и пьянство рано или поздно доканают дока, но не видел причин для жалости к человеку, который жил полной жизнью и торжествовал над смертью пока та не взяла реванш - и был лишь вопрос в том, как это случитс я. После того как Чарльз изложил свои мысли Холидэю, тот усмехнулся и сказал что скорее всего он погибнет сраженный пулей.
- Не знаю, жив ли он, - закончил Чарльз. - Но надеюсь что жив. Он не мог умереть от пули

- О, это было бы чудесно! – ответила Стелла на реплику Чарльза о возможности попрактиковаться с оружием на корабле.
Когда Чарльз закончил свою очередную историю, Стелла поспешила рассказать ему о том, как в четырнадцать лет она впервые держала в своих руках самое настоящее оружие. Почему-то тогда её вовсе не привлекали глупые девчачьи игры, в кои надлежало играть примерной девочке, - вместо этого она мечтала, чтобы её братья (Джакомо и Франческо) научили Стеллу стрелять.
- Не знаю, - усмехнулась она, - как у меня получилось уговорить Джакомо, потому что Франческо наотрез отказался участвовать в этой затее. Вероятно, он, как и вы, был далёк от мысли, что женщины Италии вправе держать в руках оружие, тем более, когда им всего четырнадцать! Однако Джакомо (после продолжительных увещеваний, конечно) всё же согласился научить меня обращаться с оружием, и мне даже удалось немного пострелять! Правда, это было, как вы понимаете, очень-очень давно.

- Интересно, - сказал Чарльз. Он хотел добавить ещё что то, но в этот момент зазвонил колокол и голос усиленный рупором провозгласил о начале посадки на поезд до Ливерпуля. - О. А вот и наш поезд. Идемте, мисс, дорога долгая, я думаю вы успеете рассказать больше о ваших братьях. Мне интересно как получилось так, что вы оказались здесь, в Лондоне, одна...
Это была действительно занимательная история. Сицилия, на которой родилась Стелла, была краем пастбищ и полей... А ешё это был один из важнейших в Италии центров революционного движения, арена буржуазных революций 1820 и 1848 годов. В 1860 народное восстание на острове Сицилия поддержал известный вождь революции Гарибальди со своей «Тысячей», в результате чего остров был освобожден от власти Бурбонов и в 1861 вошёл в состав объединённого Итальянского королевства. Обнищавшие люди поднимали оружие для восстания с радостью, ибо чаша терпения народного была переполнена и лопнула брызгами крови. Из обрезанных охотничьих ружей, из револьверов и старинных мушкетов громкие залпы борцов за свободу затянули дымом луга и поля, из роскошных домов богатеев слышались крики ужаса и звон бьющихся стекол, когда в них врывались люди, слишком долго угнетаемые, и отказавшиеся от покорности ради свободы. В том мире и довелось жить родителям Стеллы, а она родилась уже после того как Италия воссоединилась и тут же погрязла в пучине экономической депрессии под гнетом ужасающе гигантского внешнего долга и полной несостоятельности правительства его выплатить. Такова была цена свободы - необходимость людям, которые разрушили устоявшийся порядок вещей самим попытаться построить своё будущее.

- Да, конечно, идёмте! - обрадовалась она.
Раздавшийся звон колокола и объявление о посадке на поезд до Ливерпуля, буквально, окрылили Стеллу. Её лицо озарилось радостным светом. Наконец-то она вновь окажется в пути!
Девушка улыбнулась мысли, что кого-то может удивлять то, что она оказалась одна далеко от дома... А её удивило бы то обстоятельство, если бы она до сих пор жила бы в Сицилии, в окружении своих многочисленных родственников, которые говорили ей что делать и чего ни в коем случае делать не следует.
Вместе с тем, Стелла с неизменной теплотой вспоминала о своём доме и о тех людях, которые были ей близки. Даже сейчас.. когда была очень далека от них.
Направившись в сторону платформы, Стелла одной рукой слегка приподнимала своё длинное платье, а второй удерживала сумочку, с лёгкостью лавируя меж людьми, диванчиками и всеми прочими объектами, возникающими на её пути.

Чарльз и Стелла поднялись на поезд, и очутились в купе - оно было достаточно просторное, первый класс как-никак - здесь были удобные койки, стол и пара стульев, сетка для багажа, зеркало... Вагон изнутри был отделан деревянными панелями, а освещался масляными лампами, уютно устроившимися в изогнутых держателях на расстоянии не менее пятнадцати сантиметров от стен и не менее пятидесяти - от потолка. Пол был покрыт ковром, узкие прямоугольные окна, прикрывались вышитыми занавесками, дверные ручки были бронзовыми, стулья - колченогими, всё дышало роскошью и блеском.
- Англия, - хмыкнул Чарльз. - В Америке вагоны словно наскоро сколочены из дубовых досок с целью напихать туда побольше народа. А здесь на весь вагон лишь шесть человек - ну разве не прелесть?
Он положил свой саквояж на койку и блаженно улыбнулся.

Войдя в купе, Стелла была немало удивлена тому, каким роскошным оно оказалось. Ей ещё никогда не доводилось путешествовать первым классом, поэтому она не совсем представляла, где ей предстояло оказаться.
- Невероятно! Здесь так просторно... И.. просто великолепно! О, я никак не думала, что нас ожидает нечто подобное, - восхитилась Стелла, окидывая взглядом купе. - Те поезда, в которых мне приходилось ездить по Европе, тоже совсем не похожи на этот.
Она опустилась на сидение около окна и устремила свой взгляд на перрон. Её сердце вновь наполнилось сладостным предвкушением... перед тем, что же откроется ей в пути. В пути!.. Душу охватывала томительная неизвестность, но это была совсем не та неизвестность, которая терзала её ещё недавно, когда Стелла прибыла в Лондон без средств к существованию и какого-либо понятия о том, как ей предстоит жить... Это была другая неизвестность, окрашенная совершенно иными, самыми светлыми и радужными красками... заставляющая глаза девушки смеяться, а сердце биться чаще и сильней.

- А вы похоже из путешественников, мисс, - сказал Чарльз, сняв шляпу и повесив на крючок. - Я видел этот огонек в глазах тех кто плыл в Америку, тех кто ехал в фургонах и на поездах на Средний Запад, и тех кто останавливался в гостиницах потому что не мог остановиться надолго. Их бывает два вида - те, кто за кем то гонится, и те, кто от чего то бежит. За чем же вы гонитесь, мисс Россо?
Он позволил себе краткую вежливую полуулыбку прежде чем присесть за стол и заняться разбором саквояжа. На свет Божий появился сверток с едой (целиком запеченый со специями цыплёнок, пара вареных картофелин, ломоть хлеба, кусок сыра и немного ветчины), бутылка вина, коробочка с инструментами для чистки оружия, одежная и обувная щетки и пара книг.

Стелла улыбнулась вопросу Чарльза, но, задумавшись, не сразу ответила на него.
- Не могу сказать, что я гонюсь за чем-то определённым... Равно как не могу сказать, что я вообще за чем-то гонюсь.. - произнесла она наконец. - Скорее, меня исполняет желание жить. Просто жить... И ведь именно движение есть то, что мы можем назвать жизнью! Ведь правда?..
Ещё некоторое время раздумывая над словами Чарльза, Стелла молчала. Но вскоре продолжила:
- И кроме того, не знаю почему... меня просто всегда влекла дорога. Есть в ней нечто такое, ради чего готов оставить свой кров, родной очаг... Быть может, это просто желание свободы, которую нельзя ощутить иначе, чем отпустить в себе всё и раскрыть себя объятьям всего мира...

- ... а заодно получить в число жизненных перспектив одну из них - умереть насильственной смертью вдали от дома, - Чарльз разложил свой скарб на столе, достал револьвер и разрядив его (с тихим звоном на стол упали патроны), вооружился шомполом и занялся прочисткой ствола и камор барабана. - Мисс, я не настолько старомоден как мой отец, который считал что шотландцу непристало находиться в одном помещении с англичанами, и всё же мысль о том что вас могут убить во время наших скитаний серьёзно огорчает меня. Вы прекрасны в своём желании преобразовать жизненный путь в пройденые мили, и никакие двери похоже не смогут вас от этого удержать - так вот вам моя рука - образно выражаясь, руки у меня не очень чистые - и слово, что что бы не случилось, я сделаю всё что в моих силах что бы ваш путь продолжался.
- По вагонам! По вагонам! Поезд готовится к отправлению! - проорал под окнами кондуктор. Паровоз пронзительно засвистел, захлопали двери, наполняя купе звуками готовящихся к дороге людей. Все купе выходили в общий коридор с одной стороны, и на платформу - с другой, в ней были предусмотрены двери, дабы важные господа не толпились в коридоре со своим багажом. Коридор же был предназначен для прохода по составу из конца в конец - в голове поезда был багажный вагон, за ним следовали два пассажирских (поскольку это был экспресс, их было только два, ибо паравоз с полновесным составом не мог двигаться быстро), в конце был вагон-ресторан с открытой площадкой в конце, где часто раскуривали сигары достопочтенные джентельмены дабы не смущать облаками дыма милых дам.

Стеллу тронули слова Чарльза, и она даже не нашлась, что на них ответить.
Несмотря на то, что в её жизни не было человека, которого она с полной уверенностью могла бы назвать своими другом, в глубине души ей хотелось кому-то доверять.
То, что поезд с минуты на минуту должен был отправится, заставило Стеллу вновь обратить свой взгляд в окно. Она не хотела пропустить того момента, когда перрон начнёт сначала медленно, потом всё быстрей и быстрей отъезжать в противоположное от движения поезда направление...

И поезд тронулся. Сперва - и Стелла видела это - перон заволокли клубы пара, потом раздалось могучее "чух-чух" паравоза, но поезд стоял, огромные колёса локомотива сделали оборот, скрежеща по рельсам в попытке преодолеть инерцию покоя, и лишь потом, легкий рывок, звон буферной сцепки и лязг возвестили о том что состав тронулся. Паровоз издал свисток, а мимо окна уже проплывали обращенные во главу поезда лица провожающих, улыбающиеся, грустные или любопытные. Перрон скользил мимо всё быстрее по мере того как поезд набирал скорость, мимо окна пронеслось облачко дыма сверху, и струя пара снизу, заскрежетали колеса проходя через одну стрелку, через другую, застучали по стыкам рельс - окно было слегка приоткрыто, и набегающий ветер принялся трепать непослушные прядки волос на голове Стеллы.
Чарльз, не отвлекаясь от своего занятия, мельком поглядывал в окно.

Стелла улыбалась, словно околдованная мерным стуком колес, сливающимся в единую, какую-то уж очень близкую её сердцу мелодию. Как ни удивительно, девушка вовсе не чувствовала тревоги (несмотря на то, что она понимала, что путешествие будет не из простых, о чём уже неоднократно предупреждал Чарльз), - вместо неё в душе горели некие авантюрные нотки, которые были так свойственны Стелле. К тому же она никогда не смогла бы отступить перед чем-то столь увлекательным и необычным, что предвещало ей сие путешествие.
Стелла смотрела на мелькающие лица и ей хотелось помахать им рукой (что она и сделала), хотя была уверена, что вряд ли кто-то их тех людей обратит на это внимание. Стелла махала рукой всему вчерашнему, не отрекаясь и не жалея, что оно у неё было. Но махала с радостью, потому что в ней жила надежда на будущее. И на всё самое лучшее в нём.

Стук колес напоминал биение сердца. Хотя кому как...
... Когда Стелле надоело любоваться на проплывающие мимо дома и зелёные насаждения, окутанные паром, Чарльз уже закончил чистить и смазывать револьвер, он загнал назад в гнезда барабана шесть блестящих тупоносых патронов и защелкнув раму револьвера, положил его на стол, а сам сходил к рукомойнику дабы сполоснуть от масла руки. Затем он развернул сверток с едой и сказал:
- Неужели у мисс виды природы отбили начисто аппетит? Время обеда, конечно, упущено, но впереди ещё файв-о-клок. Так что я не знаю как называть эту трапезу. Впрочем, где то на земном шаре к западу от Гринвича сейчас обед, так что можно представить себе что мы где нибудь в другом месте. И насладиться обедом. К сожалению, смены из шести блюд не предвидится, с другой стороны, я давно уже отвык от роскоши.

- Наоборот! Я жуть как проголодалась, - смеясь известила его Стелла.
Она тоже ополоснула руки и с аппетитом взялась за предложенную трапезу.
- Ммм, - удивлённо пропела она, вкушая ножку цыплёнка с хрустящей золотистой корочкой, - когда же вы успели позаботиться о том, чтобы прихватить с собой такие вкусности? - (Стелла вдруг обнаружила, что она и вправду очень голодна). - Вы действительно профессиональный путешественник.

- Ну, это добро в достатке продается на вокзале, - Чарльз использовал обе руки для еды, но морщился при резких движениях. Вагон слегка покачивался, иногда слышался визг металла когда поезд проходил очередную стрелку. - Можно конечно подкрепиться и в вагоне-ресторане, но я решил отложить это удовольствие на вечер. Кстати, мисс Россо, я буду прав если предположу что вам больше по душе винтовки и дробовики? Вы знакомы с винтовками Спенсера, или с винчестерами? Или может быть вам по душе старые добрые английские Энфилды?

- Хм.. винтовки это интересно, - сказала Стелла. - Полагаю, то, что мне по душе лучше выяснять опытным путём. Признаться, я не так хорошо разбираюсь в оружии, но когда пальцами ощущаешь холод металла, понимание приходит само.
Говоря это, она сама задумалась, отчего в ней живёт эта любовь к оружию. Но ответ пока не приходил к ней.

- Значит - дробовики, - удовлетворённо сказал Чарльз. - Дробовик - прекрасное оружие. Даже если не умеешь стрелять, в кого нибудь да попадешь, а в упор получается фарш не хуже того что продают в лавке мясника на шиллинг.
Лондон уже остался позади. За стеной слышался женский смех и чей то напырщенный голос, в коридоре, куда выходила остекленная дверь с занавеской, раздался звон колокольчика и проводник с традиционно английской учтивостью поинтересовался не желают ли джентельмены и леди чаю.
За окном проплывали деревья и луга, пересеченные дорогами по которым ползли редкие телеги, иногда раздавался скрежет стрелочного перевода и вбок уходили две линии сияющих рельс. Пасмурное небо ничуть не стало краше от дыма из паравозной трубы, который не уходил вверх, а стелился по земле, мешая видимости. Судя по всему скоро пойдет дождь...

Стелла демонстративно фыркнула, хотя вывод Чарльза её повеселил.
- "В кого-нибудь" – это обнадёживает.
Проносящиеся за окном пейзажи, убаюкивающий стук колёс, а также то, что достаточно напряжённое утро, учитывая нападение бандитов, осталось далеко позади – наконец-то позволило Стелле действительно расслабиться.
Она закончила трапезу, почувствовав, как по телу растекается приятная волна расслабляющей неги. И собирающийся дождь ничуть не нарушал общего ощущения покоя и умиротворения. Наоборот, Стелла даже ждала, когда же тяжёлые капли забарабанят в окно, рисуя на стекле косые стрелы исчезающих через мгновение штрихов.

Спустя минут десять, Чарльз устроился в мягких обьятьях обитого чем то приятным на ощупь диванчика у окна - у этих коек в поезде была ширина в метр и мягкая спинка, при длинне в два с чем то метра, даже самый здоровенный мужчина мог с комфортом улечься на него. Чарльз избавился от пиджака и рубашки, извинившись за вынужденный стриптиз, и попросил Стеллу поправить повязку, перетягивающую его грудь и плечо. Пуля прошла через ключичную часть левой musculus pectoralis major*; из за этого Чарльзу было сложно поднимать руку, и она в основном висела на перевязи. Ему повезло - пройди пуля чуть ближе к грудине, она угодила бы в артерию, и он истек бы кровью меньше чем за минуту.
- Говорят, шрамы украшают мужчин, - философски сказал Чарльз. - Если так, я предпочту быть уродом.